Поношение православного духовенства, смакование и пересуживание малейшей человеческой слабости, подмеченной в ком-то, язвительные насмешки и обвинения зарождали сомнения в неутвержденных сердцах. Ослабевало доверие к духовному руководству, терялся ясный взгляд на происходящее, на собственную жизнь. В результате люди малограмотные в отношении религиозной жизни постепенно отпадали от Церкви или были на грани такого «обессоленного» Православия.
Тогда для возрождения полноты церковной жизни Господь открывал человека. Человека, через личность которого слабые в вере люди могли укрепиться, возродить или обрести церковность. Мы читаем о жизни подвижников Русской Церкви. Среди них немало прославленных как блаженные и праведные. Их подвиг не только в личном благочестии, но и в том, что их деятельная любовь к ближним изменила духовную жизнь многих людей.
Особенно много о жизни таких угодников Божиих открывается нам в последние годы. Есть немало православных приходов, где на местном кладбище с особенной заботой и любовью ухаживают за известной всей округе могилкой. Приходят люди к такой могилке и с благодарной памятью, и с просьбой, почитая похороненного здесь благочестивого человека как угодившего Богу, помощника и молитвенника. Много на Руси таких могилок. Много у нашего народа помощников и молитвенников. Об одной «из рода сего», о матушке Евфросинье из Песьян, что похоронена на церковном кладбище храма Рождества Христова в селе Заозерье и прочтете вы в этом небольшом очерке.
Если случится вам прийти в храм Рождества Христова в с. Заозерье, помедлите минуту-другую на церковном дворе. Обратите ваше внимание на оградку, что окружает несколько могил рядом с церковной папертью, справа от входа. Скорее всего, вам не придется искать, где похоронена матушка Евфросинья, так как немалая часть прихожан подходит поклониться к её могилке. Вы обязательно заметите стоящего у чёрного каменного креста человека, а то и целое семейство, группу. Подойдя поближе, увидите на у подножия креста фотографию пожилой женщины в черном апостольнике и скуфейке с необычайно выразительным и живым лицом. Ниже медальона надпись: «Монахиня Евфросинья. 1873-1968 г.»
После окончания службы еще раз задержитесь у оградки, и вы увидите, как опять от людского потока отделятся один или несколько прихожан, подойдут к могилке, перекрестятся, быть может, приложатся к каменному кресту, поправят цветы, которыми пестреет земля у памятника во всякое время года. Кое-кто зажжет свечку от неугасимой лампады или каплей масла из нее крестообразно помажет чело. Кто-то унесет с собой смоченный маслом лоскуток, кто-то насыплет в склянку песочку или землицы с могилы. Даже в будний день, когда службы в храме нет, приходящие на церковное кладбище люди, прежде, чем пройти к своим родным могилкам, подойдут поклониться матушке Евфросинье.
Евфросинья Васильевна Хрулькова родилась 10 октября 1873 года в деревне Песьяне Киржачского уезда Владимирской губернии в семье крестьян. Отец ее — Василий — работал у барина, батрачил, мать — Мария — занималась хозяйством и воспитывала детей. Семья была большой – семеро деток. Евфросинья самая младшая. Родилась она инвалидом детства. Быть может потому, что мать во время беременности упала с воза. У девочки были плохо развиты коленные суставы, и ходила она на согнутых ногах, как говорят, на корточках, вприсядку. До 9 лет Евфросинья не замечала своего уродства. Бегала и играла на деревенской улице наравне со всеми. Она одна из всех сверстников могла догнать курицу. Но все чаще слышала она обидные слова, дразнили ее калечкой, и пришло время, когда девочка осознала свою беду.
В 9 лет ушла она в деревню Илейкино, где при церкви Успения Пресвятой Богородицы была богадельня. В этой богадельне Евфросинья пробыла три года, она очень сдружилась с детьми священника, много времени проводила у него дома. Батюшка видел, что отроковице скучно в богадельне, где живут одни старушки, видел, что ей нужно серьезное духовное руководство и посоветовал Евфросинье поехать в Сергиев Посад найти старца, духовного отца, чтобы потом с его помощью определиться в какой-нибудь монастырь.
В Сергиев Посад попадали по железной дороге с пересадкой в Александрове. Путь был нелегкий, но юная паломница с больными ножками все же одолела его. В Посаде, в Троице-Сергиевой Лавре, она пробыла несколько дней, молилась у мощей Преподобного и просила Угодника Божия благословить ее в монастырь.
Из этой поездки запомнился Евфросинье один смешной случай, который она не раз вспоминала и в веселый час рассказывала близким.
Народу в Лавру помолиться приезжало много. И духовенства, и мирян. Кормили паломников всех вместе. Как-то за трапезой оказалась Евфросинья рядом с монахом, а, слезая со скамейки, ногой попала ему в карман рясы. Ножки то в коленках не слушались. Монах на нее сначала рассердился, ругаться стал. Ну, а когда выпутал девочку из кармана, на пол поставил, увидел, что она убогенькая, извинился, принялся расспрашивать, кто она и зачем приехала.
Монастырь по дороге
Мы не можем сказать, сколько раз бывала Евфросинья в Троице-Сергиевой Лавре. Но, видимо, не один и не два. Там сложилась и окрепла ее духовная дружба со старцем Варнавой, которого она до конца своих дней почитала, как духовного отца.
Девочка рассказала духовнику о своем желании попасть в монастырь, и однажды о. Варнава сказал ей: «Ну какой тебе здесь монастырь. Езжай домой. Будет тебе монастырь по дороге». Эти слова старца Евфросинья восприняла как благословение, и поехала домой. Однако, в душе она недоумевала: «Какой такой монастырь по дороге?» По дороге монастырей не было.
В Александрове была пересадка, и Евфросинье пришлось некоторое время провести в вокзале, ожидая своего поезда. К девочке подсела женщина в монашеской одежде и заговорила с ней. Расспросила Евфросинью, куда она едет, откуда. Девочка без утайки рассказала ей про свое житье-бытье, про поездку в Лавру, про старца Варнаву, и монахиня пригласила ее в свой монастырь. Была она игуменьей женского монастыря в Переяславле Залесском. Не раздумывая, Евфросинья согласилась. «Вот и вышел мне монастырь по дороге» – рассказывала она потом.
Дома о девочке особенно не беспокоились. Кому и нужна-то она была, калека? Ее и по имени никто не звал, а только калечкой. Калечка и калечка. Только через три года приехала послушница Евфросинья в Песьяне. Приехала, чтобы сообщить, что она жива-здорова. И скоро уехала обратно в Переяславль.
Во время русско-японской войны некоторых насельниц монастыря благословили сёстрами милосердия помочь действующей армии. Побывала на Дальнем Востоке и Евфросинья. Послушание у нее было – приготовление лекарств. И быть может там, в военном госпитале, рядом с безмерным человеческим страданием пробудился и окреп в ней великий ее талант деятельного милосердия к страждущим. Талант, который впоследствии принес счастье, здоровье и душевный мир стольким людям!
После войны Евфросинья вернулась в Переяславль-Залесский, в монастырь. Монастырю благодетельствовала одна московская барыня. Она много помогала обители деньгами. Барыне очень нравилась шустрая и веселая Евфросинья, и игуменья часто отпускала Евфросинью погостить у благодетельницы. Гостила Ефросинья в Москве подолгу. Убирала да мыла в доме наравне с прислугой, но, однако, порой могла повести и духовную беседу.
В 1913 году, матушка Ефросинья была переведена или перешла из Переяславля в обитель «Отрада и Утешение» близ города Калуги. Там она и жила до революционного переворота, вернее, до закрытия общины.
От этих лет вспоминала она о замечательном многолюдном и торжественном праздновании иконе Божией Матери «Отрада и Утешение», на которое приезжали молельщики со всей округи, и когда совершался крестный ход с чудотворной иконой. О престольном празднике рассказывала матушка с умилением и часто. Вспоминала она и тяжелые монастырские послушания. «Ты думаешь, мне, калечке, матушка-игуменья меньше работ давала? Нет, столько же. Я и швеёй, и садовницей, и огородницей, и на пасеке. Бывало, работаешь и плачешь: не осилить мне, убогой. Однако осиливала. Зато как хорошо там было! Покойно. Самые счастливые годы». – говорила матушка Евфросинья.
Но обитель упразднили. Пришлось матушке возвращаться на родину. Родители ее к этому времени умерли, братья и сестры жили своими семьями. В родном доме поселились чужие люди. Никто не ждал убогонькую.
Была зима. Матушка Евфросинья поехала в Старово, село неподалеку от Песьян, к племяннику. Племянник, конечно, принял тетку. Но время было голодное, и однажды матушка нечаянно услышала разговор племянника с женой: «Самим жрать нечего, да еще её нелегкая принесла».
Когда сели завтракать, то ей и кусок в горло не лез. Так, не евши, принялась матушка собираться домой. Отговаривать ее не стали. От Старова до Песьян 10 километров. На своих больных ногах, почти ползком, по рыхлому снегу прошла матушка какую-то часть пути. Совсем закоченела и стала молиться Богу на показавшийся вдали купол церкви. Это была церковь Георгия Победоносца в с. Ильинское. Молилась она с усердием, просила помощи у Господа и заступничества у великомученика Георгия. Не успела она пройти и десяти метров, как услышала позади топот копыт и свист возчика. Матушка Евфросинья отступила в сторону и утопла, провалилась в снег по самую голову. Возчик остановился, вытащил ее из снега, посадил в сани, завернул в одеяло и прикрыл сеном. Спросил, куда ей надо, и довез в Песьяне. Привез он ее к дому двоюродной сестры Анны. Там матушку приняли хорошо, напоили чаем, накормили и положили отогреваться на русскую печку.
Через какое-то время, по хлопотам родных, матушке Евфросинье вернули дом ее родителей, и она решилась переехать к себе. Анна уговаривала сестру остаться у нее до весны, ведь свой дом нужно было топить, нужно было что-то есть, а ни дров, ни продуктов у матушки не было. Но ей тяжело было жить в сутолоке чужого дома, тяжело было чувствовать себя обузой, и она все же переехала. Добрая Анна привезла ей дров, а есть приглашала к себе.
Так через сорок лет вернулась «калечка» в отчий дом.
Одна в доме
Повседневный домашний труд: затопить ли печку, принести ли воды, вымыть ли пол — здоровый человек и не замечает всей этой работы, все делается как бы само собой. А для калеки всякая мелочь вырастает в тяжелую задачу. За водой матушка ходила с чайником. Она обычно сидела на лавке у окна и ждала, когда кто-нибудь придет за водой к колодцу, что был напротив ее дома. Выйдет к колодцу, ей нальют водички, и несет ее домой. Быть постоянной нахлебницей у сестры тоже было тяжело. Но здесь вдруг объявился неизвестный благодетель. Однажды матушка утром вышла на крыльцо и увидела мешочек с мукой. Она напекла себе хлеба. Хватило ей на неделю. А через неделю на крыльце опять оказался мешочек с мукой. И так было до самой осени. Появлялись на крыльце чудесным образом и дрова.
До конца своей жизни она так и не узнала, кто был ее тайный милостивец, но всегда о нем молилась.
Матушка старалась сама себя обихаживать, сама зарабатывать на жизнь. Она стала брать работу. Стегала ватные одеяла. Сначала маленькие, детские. А потом и взрослые. Работа эта неимоверно тяжелая, требует большой физической силы. Завела матушка и козочек, гусей, уток. Соседи помогли посадить огород. Вязала матушка и носочки на продажу. Устраивалась, как могла. Приходилось ей и дрова колоть, и пилить одной.
Брала матушка на день маленьких детишек, сидела с ними нянькой, пока мать трудилась в колхозе. Сама она потом рассказывала: «Принесет вас мамка, хлебушка оставит на день, а с вами и я сыта бывала».
«Здесь я хватила столько горя! Слезы лились ручьями» – вспоминала она про эти годы. Однако всякую работу делала Евфросинья с молитвой, испросив благословения Божия на труды. Не допускала духа уныния, вспоминала наказ своего духовного отца и его слова, что ей придется много пострадать. В самые тяжелые минуты не было у Евфросиньи ропота и уныния. Она старалась обрести себя и жить в Промысле Божьем, верила в его благость.
Односельчане вспоминают об этой поре, что сама матушка, конечно, не могла ни травы накосить, ни хворосту на растопку набрать, ни веники козам заготовить, ни огород полить. Иногда в простых работах помогали ей деревенские ребята. Матушка обязательно награждала их за помощь. Правда, это уж когда к ней люди стали приходить, и кое-какие продукты в благодарность оставлять. Бывало, спросит парнишку, что наломал ей веток для козочек: «Ну, Толь, тебе чего?» «Мне бато-он», – говорит. «Ну, бери батон», – подаст ему матушка. Этого Толю потом так и звали всю жизнь Батоном.
Убогая помощница
Прижилась матушка Евфросинья в деревне, пригляделись, привыкли люди к калечке-монашке. Маленькая, слабая телом, но крепкая духом, в своей черной ряске, в черном платочке, она одним своим обликом, своим присутствием напоминала о Боге, о Церкви, о духовной жизни.
«В тридцатые годы церкви, почитай, все позакрывали. Духовенство сослали, да расказнили, книг духовных никаких не было. Иконы по домам, и то боялись открыто держать. А тут живая монахиня, Божий человек. Стали сельчане обращаться к матушке за помощью. Кого тяжкая странная хворь одолела, у кого в семье разлад, кто с вопросом, кто за советом, а у кого-то корова молока не дает. Евфросинья чем могла помогала. А что она и могла, немощная? Помолиться только. Вот она и молилась» – вспоминают односельчане.
Поможет одному, а он соседу расскажет, родственнику. Потянулись люди в Песьяне к матушке. Для многих людей со встречи и беседы с матушкой Евфросиньей начиналась духовная церковная жизнь. Не только от болезни живота или семейных свар излечивала она своим ласковым участием и молитвой, а от болезни безверия, от теплохладности, равнодушия к Церкви. Для многих, очень многих людей она оказалась духовным руководителем. Большинство из тех, кто вспоминает матушку, обязаны ей своим воцерковлением и духовным становлением.
Ее духовное окормление было не тяжким, не навязчивым. Уже сам ее вид и ласковое обращение, ее любовь, которую было видно через внимательное, сосредоточенное участие в жизненных проблемах пришедшего к ней человека, располагали к ней, побуждали к доверию. Любовью она и возвращала Господу отошедших в «дальнюю сторону» (Лк. 15, 13). Она не заставляла, а просто говорила, что нужно ходить в храм, нужно жить по заповедям, соблюдать посты, молиться. Говорила, что в доме обязательно должны быть иконы, что на каждом должен быть крестик, что дома должна быть крещенская вода. Она не требовала, она просто говорила. Но в ее словах чувствовалась истина. Истина слов церковного человека, истина, за которой стояла праведная жизнь. Невозможно было ей не поверить. На своих больных ноженьках она ввела в Церковь великое множество людей.
Как матушка «лечила»
Когда при матушке Евфросинье упоминали о том, что она лечит людей, она говорила: «Я никого не лечу, у нас один Врач есть у всех. Он лечит», и показывала на икону Спасителя. Часто пришедших к ней за помощью она обличала: «Ты зачем в больницу-то пошла. Там тебя не вылечат». Не то, чтобы она не верила в медицину, как в помощницу нашим немощам, она и сама давала людям целебные травы, знала различные составы, народные средства. Но матушка знала и то, что есть болезни, от которых не может помочь ни один доктор, ни одна больница.
Вспоминает Антонина Максимовна Расстригина. Одна женщина со своими недугами обращалась к врачам. Но они никак не могли определить ее болезнь. Оказалось, что она была одержима бесом. Во время молитвы у матушки Евфросиньи женщина повалилась на пол и начала выкликать. Матушка стала мазать ее св. маслом. Тогда женщина закричала: «Бежит, бежит!» На вопрос матушки, что признавали врачи у больной, женщина чужим грубым голосом ответила: «Что захочу, то и покажу». Действительно, врачи постоянно меняли диагноз и не знали, от чего ее лечить. Особенно плохо чувствовала себя эта больная в церковные праздники. Конечно, с такой «болезнью» прежде всего следовало пойти в храм.
Принимала обыкновенно матушка посетителей так. Пришедших встречал кто-нибудь из женщин или девочек, что жили в это время у матушки, и провожал в комнату. Если народу было много, то приглашали одновременно по 5-7 человек. Матушка расспрашивала их, кто с какой нуждой пришел, и, поговорив с каждым, предлагала всем помолиться. «Вы не стойте, молитесь каждый о себе», – говорила она, поворачиваясь к иконам. После молитвы матушка брала у пришедших их посудинки (как правило, к ней приезжали с бидончиком или бутылкой) и наливала в них освященную воду.
Воду заранее приносили в дом с колодца матушкины помощницы. Матушка с молитвой добавляла в нее немного святой воды, которую привозила из монастырей или из храма. Иногда сыпала песочек, взятый подле святых мощей в Киевских пещерах или возле другой святыни.
Подавая воду, матушка объясняла, как ей пользоваться. Пить ли ее или смачивать больные места. Иногда советовала покропить больное животное или умыть его. Но строго предупреждала: «Воду под ноги не лейте».
Так же благословляла матушка и маслице сливочное. Помолится, крестик на нем начертит и подаст: «Мажь на хлебушек и кушай во славу Божию».
От каких только болезней не исцелялись по молитвам матушки Евфросиньи! Самые безнадежные больные вставали на ноги.
Одна из почитательниц матушки, близкая к ней, много лет находившаяся под ее руководством Валентина Федоровна Шпагина рассказывала: «В двадцать один год я заболела. Врачи после всяких обследований и лечений сказали, что остается только отпеть меня, да в гроб положить. То есть надежды никакой нет. Муж говорил, что со мной трудно даже в одной комнате жить: «От тебя уж землей пахнет. Могилой»
Услышала я как-то разговор наших работниц о матушке Евфросинье, хотят вроде они поехать к ней. Я прошу: «Девчонки, возьмите меня с собой». – «Почему не взять? Возьмем», – говорят. В ближайший свободный день поехали. Они знали, что народу у матушки много, всех не успеет принять, надо до шести часов утра успеть. Приехали, а у домика уже ждут. Москвичи приехали с вечера.
Вышла к нам женщина, потом я узнала, что ее зовут Анисья, вышла и говорит: «Будете заходить по шесть человек». Мы дождались своей очереди и вошли.
Матушка спрашивала, кто, откуда, за каким делом. Я тоже свое рассказала. Стала матушка молиться и нам велела. Потом дала водички и масло. Некоторым она велела еще приезжать, а мне ничего не сказала.
Дома я эту воду стала пить. Маслице тоже на хлеб намазывала, ела. Чувствую – мне легче, очищаться я стала. И потянуло меня опять к матушке. Собралась я и поехала. Раз поехала, потом опять. Стала она меня уже как родную встречать. За стол сажала.
Вот я неделю работаю, в конце недели к матушке, а в воскресенье в церковь. Так и жила. Ничего мне больше не надо было. Всю неделю, бывало, ждешь, когда к матушке можно будет ехать. Здоровая стала. Поправилась. Щеки красные.
И несмотря на то, что хворь меня оставила, я все равно ездила к матушке Евфросинье. До самой ее кончины. Да и после ее смерти, вот уже больше тридцати лет прошло, а я все как бы по ее советам живу, за ее молитвами. Словно и не переставала она о нас заботиться.
Таисия Федоровна Янькова вспоминает:
— В 1965 году заболела у меня дочка Юля. Было ей 5 лет. Тает и тает на глазах. Возраст самый радостный, самый резвый. А она: «Мама, я полежу. Мама, я лягу». Ходили в больницу. Всю ее обследовали. Все анализы провели. Не поймут, что с ней. Ну, ни здоровая, ни больная.
Посоветовал мне один знакомый поехать к матушке Евфросинье. Приехали мы к матушке, а она глянула на меня и говорит так резко: «Сняли кресты-то!» Мы ведь тогда опасались с крестами ходить. А ребенок к тому же в детском саду у меня, боишься, что крест кто увидит. А матушка говорит: «Наденьте кресты. Отслужи молебен. Никакая она у тебя не больная». И водички, конечно, дала. Я кресты надела, молебен в церкви отслужили, и пошла моя девочка на поправку.
Матушка Евфросинья была церковным человеком, то есть всегда находилась в послушании у Церкви. Самыми счастливыми для себя она считала годы, проведенные в монастырях – сорок лет монашеского послушания. Она с благоговением вспоминала своего духовника — лаврского старца Варнаву — и матушку игуменью, послушание которым было для нее естественным и отрадным. И, церковно грамотный человек, матушка не совершала никаких самочинных действий. Воду, которую она подавала больным, она сама не освящала, не «заговаривала» или «наговаривала», как делают это бабушки-шептуньи. Она соединяла простую колодезную воду со святыней, и именно святыня, т.е. крещенская вода, святая вода из святых источников, песочек со святых мест, делали ее целебной.
А, главное, что через эту воду матушка учила людей в несчастье обращаться к Богу, искать у Него милости. Вместе с водичкой она подавала надежду: «Пей, Господь поможет».
Маслице, благословленное матушкой, также вкушалось с молитвой и надеждой. Для многих нецерковных людей эта молитовка перед вкушением масла или воды, может быть, была первым в их жизни обращением к Господу.
А к святыне матушка Евфросинья относилась с благоговением. Из поездок по монастырям она привозила даже сухие цветы, взятые от украшавших чудотворные иконы уборов. Цветы она подавала в особенных случаях. Велела их кипятить и прикладывать к больному месту, а воду от них – пить. Этими цветами исцелилось немало людей.
Маленькая избушка в глухой деревне не заменяла людям церкви, а матушка не заменяла священника. Она настраивала человека на церковную жизнь, на участие в Таинствах. Сама она при всякой возможности бывала на церковной службе, исповедовалась, причащалась. Летом ездила по монастырям. Когда болела, просила привезти в Песьяне священника. Ее соборовали. Было заметно, что церковных людей она привечала более радушно. Но и только-только начавших путь воцерковления матушка выделяла. Она любила людей живых, живых для Бога.
«Ничего, что она еще не знает, как ей кланяться, это потом придет. Все будет, и поклоны, и молитвы.» – говорила она, предвидя церковную судьбу человека.
«Она все-все знала»
Многих, кто бывал в Песьянах у матушки Евфросинии, удивляла ее необыкновенная прозорливость. Видение человека. Часто она без объяснений могла сказать причину, по которой к ней пришел посетитель. Вслух произнести его мысли, опасения, сомнения. Предвидела некоторые события.
Рассказывала Вера Тимофеевна Стрельникова-Великанова:
«Было это после 53 года. Мы с папаней поехали к матушке. Получилась наша поездка после свадьбы, денег-то у нас совсем не было. Набрали мы двугривенных на дорогу, да три рубля для матушки, и поехали. Ездили на попутках. Одному шоферу дать надо, другому дать… «Не хватит у нас на обратную дорогу». – думаю. «Папаня, папаня, – тереблю отца – не хватит у нас на обратную дорогу-то». А он говорит: «Ничего. Доедем.» Я опять думаю-думаю. Считаю. И снова отцу: «Папаня! Не хватит у нас…»
Приехали к матушке. Она очень ласково нас приняла. Особенно долго с папаней разговаривала. Потом папаня ей три рубля подает. А она ему весело так говорит: «Не надо. Не надо. Вам самим на обратную дорогу не хватит». Папаня ей опять подает: «Хватит нам, хватит». Ну, она приняла: «Езжайте с Богом». Хорошо мы тогда доехали, одной машиной».
Любовь Васильевна Горенко вспоминает случай, бывший с ней в 1951 году:
«Вышла я замуж в Малороссии и пришлась не по нраву свекрови. С мужем начались ссоры, скандалы. Уехала от него домой уже на шестом месяце беременности. Дома стали меня донимать письма свекрови. Как прочту письмо, станет мне так тошно, что хоть руки на себя накладывай. А писала она часто и всякие гадости. Уж так мне плохо-то было, что если бы ни сын Виктор, который только народился, то наложила бы я на себя руки. Сыночка только жалко было.
Мучилась я так-то, и вот одна женщина посоветовала мне съездить к матушке Ефросинье. Собралось нас трое женщин, и мы поехали. Поехали в будний день, потому что в воскресенье и в церковные праздники матушка не принимала. Говорила, что в воскресенье надо в храме быть, Богу молиться.
Когда мы вошли в комнатку к матушке, то она ласково ко мне обратилась: «А ты за хорошим советом пришла? Проходи, проходи». Хотя я никому не говорила, зачем еду к матушке.
Потом, словно зная все мое дело, матушка сказала: «Нечего письма читать. В печку их, в печку». «Как в печку?» – удивилась я. «А так их, в печку, в печку, и про себя скажи: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа». В печку их». Дала она мне еще воды и сказала: «Когда он приедет, вместе приходите». Тоже словно знала, что муж приедет ко мне.
Письма от свекрови я читать перестала. Получу, и в печку, получу, и в печку. Стало мне легче, легче, и совсем я поправилась».
Вспоминает о матушке Сергей Александрович Трофимов:
«В конце шестидесятых лежал я в Центральной районной больнице с болезнью сердца. И началась у меня экзема. Сильная экзема, от которой никакими средствами не могли мне помочь. Меня навещал друг Валерий, он предложил мне съездить к матушке Ефросинье в Песьяне. Сам я не мог из больницы уйти. Валерий для меня съездил в Песьяне, привез воды и масла. Этим маслом я всего несколько раз смазал больные места, и экзема пропала.
Когда я выписался, то поехал в Песьяне, чтобы поблагодарить матушку Ефросинью. Она приняла меня ласково, хорошо. Положила мне на голову руку и стала рассказывать какую-то притчу или рассказ: "один человек уехал за границу. Жил там долго. Работал. Потом вернулся на родину. А здесь уже умерли все родные и друзья тоже». И все… К чему был этот рассказ, я не знаю.
Правда, живу я уже давно в Латвии, а это теперь заграница. В Павлово на родину приезжаю, конечно, редко. Возраст такой, что и друзей и родных становится все меньше. Может, это и хотела мне сказать матушка Ефросинья?»
Вспоминает Шпагина Валентина Федоровна:
«Замуж я после гибели мужа идти не хотела. Не то, что по мужу горевала, а даже напротив – не хотела еще раз испытать горести, что выпали мне в семейной жизни. Но крестная* настойчиво советовала мне идти замуж. Она и жениха мне предсказала. В общем, вышла я за Виктора. Двух детей родила.
Как-то незадолго до смерти матушки, приехала я к ней в Песьяне. Крестная пригласила меня чай пить. Я пью, а она смотрит на меня и смеется: «Валентина, а ведь ты меня всю жизнь проклинать будешь». «Как так – проклинать? За что, ведь вы для меня столько добра сделали». «Будешь, будешь! Слышь, Анисья», – позвала матушка тетю Анисью: «Ведь Валентина меня проклинать будет, когда я
помру».
Вскорости крестная умерла, а у меня, после ее смерти, еще пятеро ребятишек родилось. Конечно, тяжело с такой оравой было. И не раз я вспомнила, что только по матушкиному настойчивому совету вышла замуж и обузу эту взвалила на себя. Не проклинала, не обижалась на нее, но вспоминала про совет часто. Я ведь до того в монастырь собиралась, вот и думалось: ни тебе мужа там, ни деток… Видно знала крестная как тяжело мне будет и в какую минуту я ее вспомню.
Теперь уже дети взрослые, внуки растут. Трудов было много, зато не было отчаянных крайних положений. Многие грозы мимо прошли, и счастья немало было. За все слава Богу».
«Но и обличайте» (Еф. 5, 11)
Да, самый яркий талант матушки Евфросиньи был любовь. Деятельная любовь к ближним. Но не следует думать, что матушка всегда и ко всем была ласкова. Нередко от нее можно было услышать и резкое слово. Даже очень резкое.
Рассказывает Антонина Максимовна Растригина:
«У одной женщины из Электрогорска парализовало мужа. Дочь посоветовала обратиться к матушке. В Песьяне поехали втроем: мать, дочь и зять. Мать всю дорогу сомневалась в том, что матушка Евфросинья сможет помочь.
Когда в домике во время приема матушка стала молиться, она вдруг неожиданно повернулась к женщине и гневно крикнула: «Проверять меня пришла? Много вас проверяльщиков было здесь! Не веришь мне, не ходи».
Могла матушка при всех обличить грех, который без слов, без рассказов знала за человеком.
Как-то велела вывести только что вошедшую женщину: «Сына со снохой развела, а теперь лечиться приехала. Уходи от меня!»
Молодая женщина стала слепнуть. Сестра поехала в Песьяне к матушке за помощью. Матушка отказала, водички не дала. «Не видит… А как мужа у жены уводить, видела?!» – обличила она тайный грех.
Бывало, что приезжали к матушке люди как бы на всякий случай. Без настроения на молитву, без веры, не собравшись. Таких матушка тоже не принимала.
Матушка вообще любила людей собранных, внимательных, аккуратных. Любила, когда четко и конкретно отвечают на ее вопросы. «Забыла бутылку для воды, значит, не очень-то и нужно тебе. Иди с Богом». Впрочем, такие, кое-как собравшиеся, приехавшие за компанию, вряд ли что могли получить от этой поездки.
Рассказ одной женщины.
«В шестидесятые годы я очень болела. Болела после аборта. А тут кто-то предложил: давайте съездим в Песьяне. А с нашего предприятия мужики как раз неподалеку работали. Нам с ними на машине по дороге было.
Утром быстро собрались и поехали. Нас, женщин, в Песьянах высадили и обещались потом забрать. Я бутылку-то забыла с собой взять. Пока ждали у ее дома, я сбегала по деревне по соседям и нашла себе бутылку. Когда вошли в избушку, она спросила, кто с чем приехал. Меня она отругала. Очень сильно отругала. Ну, в общем-то, поделом, конечно. Но все же приняла. И воды налила. А обратно когда ехали, очень жарко было. Бутылку мою один наш работник взял, да из горлышка половину и выпил. Мужики они и есть мужики. Им все одно. Вода и вода. Остальную воду я дома пила. Но мне не помогло. Может, надо было еще в Песьяне съездить? Другим помогало».
Заезжали в Песьяне девушки и женщины с просьбой «приворожить» жениха или полюбившегося мужа подруги. Матушка таких не принимала. Отправляла домой без объяснений. Иногда обличала при всех.
«Не собирайте себе сокровищ на земле» (Мф. 6, 19)
В 1938 году матушка Евфросинья взяла к себе на воспитание девочку-сиротку. Свою дальнюю родственницу и крестницу Клавдию семи лет. В это время некоторые люди уже приходили к матушке за помощью и в благодарность приносили ей кое-какие продукты. Так что она могла не только сама кое-как прокормиться, но и сиротку кормить.
Не оставляла матушка своей заботой и старшую сестренку Клавдии, Антонину.
Вспоминает Антонина Максимовна Растригина:
«После смерти родителей сестру Клавдию взяла себе матушка, а я жила у бабушки. Было очень голодно. В школу я ходила мимо домика матушки. Мы ее все крестной звали, хотя настоящей крестной она только Клавдии была. Значит, ходила я в школу мимо крестной.
Она обычно сидела у окошка и видела, кто по улице идет. Позвала она меня и говорит: «Ты когда мимо идешь, заходи ко мне, я тебе буду кусок хлеба давать». Ну и пошло так. Иду в школу, зайду к крестной, а она мне кусок хлеба даст. Как-то подхожу к ее дому, а она во дворе, охапку дров в дом нести собралась. Я стою, жду. Жду, когда она мне мой хлеб даст. Крестная дрова в дом кое-как отнесла. Вышла, подала мне хлеб. А потом сказала: «Свинья ты большая. Я бы так не сделала. Калека слабая дрова собирает, а она, хабалка здоровая, стоит». Уж шестьдесят лет прошло с того случая, а мне до сих пор все стыдно, что я крестной не помогла».
После Клавдии у матушки всегда кто-то жил. Девушки родственницы, «крестницы» подолгу гостили у нее, помогали принимать многочисленных посетителей. В 1951 году матушка Евфросинья взяла на воспитание другую родственницу сиротку – Катю.
Вспоминает Екатерина Васильевна Хлудова:
«Нас, сироток, крестная вырастила несколько человек. Вообще, она старалась, как могла, помочь тем, кто попал в беду. Умер у нашей односельчанки сын, крестная сразу мне: «Отнеси ей», и подает деньги. Или другой раз скажет: «Собери корзинку (продуктов), отнеси таким-то». Сама она жила очень скромно. Ела по монашескому уставу без мяса и немного. В дом и для себя ничего не покупала. Ни у кого ничего не просила. Из того, что принесут, не все брала».
Рассказывает Любовь Васильевна Горенко:
«Когда я была на приеме у матушки, то уходя, достала 10 рублей, они у меня последние и единственные были, и 6 саечек, что привезла с собой. Отдала матушке. Она посмотрела на меня и сказала: «Вот что, деньги я у тебя не возьму, они у тебя последние, самой пригодятся, а саечки возьму, у меня как раз сегодня хлеба нет». С тем я и
уехала».
И все же, посетителей у матушки Евфросиньи было немало, и денежки кой-какие они ей оставляли. Таков уж русский человек – отблагодарить за помощь считает своей первейшей обязанностью, а то ему и радость не в радость.
Рассказывает воспитывавшаяся у матушки Екатерина Васильевна Хлудова:
«Деньги у крестной были. Мы сами своими детскими ручками складывали рублик к рублику, трешечку к трешечке, пятерочку к пятерочке, и укладывали в чемоданчик. Но подолгу этот чемоданчик в доме не стоял. Когда мы с крестной ездили в какой-нибудь монастырь, то обязательно везли туда деньги. Она очень любила монастыри и помогала им. Отвозили деньги в Киев и в Чернигов. Помогала крестная бедным храмам».
Из воспоминаний Антонины Максимовны Растригиной:
«Как-то к матушке Евфросинье приехала больная из Москвы. Рассказала, что в Чернигове есть женский монастырь, но очень бедный. Матушка загорелась желанием побывать там. Поехали. Там нас хорошо встретила матушка игуменья. Мы прожили в ее покоях две недели.
В монастыре не было даже иконостаса. Матушка Евфросинья дала денег на иконостас. Через год, когда мы вновь приехали в монастырь, иконостас уже стоял. Крестная была очень довольна. Она дала деньги и на ремонт колокольни в этой обители.
В церкви с. Хомутова поставили паровое отопление на деньги, что пожертвовала матушка Евфросинья. В Туле также для одной церкви она дала деньги на паровое отопление. На церкви она денег не жалела. А сама жила очень скромно».
Матушка Евфросинья не любила расточительности. Обличала этот грех. Как-то пришли к ней женщины. Двух она не приняла. «Вы бутылку-то из-под масла ленитесь вымыть, выбрасываете. И чулки. Чуть маленькая дырка, уж его и в помойку. Уходите отсюда!» – отчитала она их. Она знала цену и труду, и каждой малой денежке.
Сама она была истинной бессребреницей, искренней исполнительницей монашеского обета. Ни себе, ни близким своим не скопила она земных сокровищ. Недорогие иконы, украшенные фольгой и цветами, Евангелие с потемневшими по углам от частого чтения страницами, несколько старых, сшитых из дешевого штапеля рясок, да множество цветов, растущих на подоконниках… Вот и все «богатство», что осталось после нее.
Даже старый родительский домик матушки Евфросинии не достоял до наших дней. Он обветшал, накренился и его разобрали несколько лет назад. И теперь только старожилы да старый колодец, к которому выходила она с чайником, укажут нам место, где он стоял.
«Кто принимает вас, принимает меня»
«Кто принимает вас, принимает Меня, а кто принимает Меня, принимает Пославшего Меня»(Мф.10,40), -- эти слова Спасителя, обращённые к святым Апостолам, для матушки Евфросиньи не были руководством или объяснением. Они были её природой. Духовенство она почитала необыкновенно. Слово священника принимала, как глас Божий. Наверное, именно этот талант безусловного доверия к Церкви и искреннюю любовь к духовенству увидел в ней священник храма Казанской иконы Божьей Матери, при котором в детстве жила Евфросинья. Увидел и благословил её искать монашеского пути.
Часто матушка вспоминала своего духовника лаврского старца Варнаву. Она хранила его фотографию, с благоговением рассказывала о нём
Его слова она повторяла так, словно слышала их только вчера. Такими живыми и тёплыми звучали они в её устах.
Матушка рассказала, что в час своей кончины духовник, бывший в это время за много километров от Переяславля, явился ей. Однажды ночью отворилась дверь её монашеской кельи, и вошёл старец Варнава. «Вставай», -- обратился он к ней: -- «Отслужим панихиду». Матушка встала, старец начал служить панихиду, она пела и читала. Когда окончили, о. Варнава благословил её и вышел. А на следующий день приехавший из Лавры человек привёз печальную новость, что в эту ночь старец Варнава скончался, и Евфросинья поняла, по ком служили они панихиду.
Близкие вспоминают, что большим праздником для матушки было, когда к ней приезжал кто-нибудь из духовенства. Она всегда особенно готовилась к встрече. Протоиерей Георгий Рзянин познакомился с матушкой Евфросиньей перед своим рукоположением. Позже, уже священником, он со своей супругой часто приезжал в Песьяне и каждый раз поражался смирению и любви матушки Евфросиньи. «У меня, совсем молодого священника, молодого человека, она, духовная наставница стольких людей, просила благословения и совета. Встречала всегда на коленях, стоя на пороге.», -- рассказывал он.
Одним из величайших удовольствий для неё была беседа с духовными людьми. В Киевском Фроловском монастыре она сдружилась с матушкой игуменьей Флавией, в Черниговском монастыре, которому она помогала денежными средствами, сблизилась с игуменьей Антонией. Обе настоятельницы навещали матушку в Песьянах.
Власти
Власти, конечно, не могли спокойно смотреть на то, что в Песьянах к матушке на прием стоит целая очередь. Ее предупреждали работники Сельсовета и городские власти, что если так будет продолжаться, то ее заберут «куда следует». Матушка обычно отвечала: «Ну что ж, пусть приходят забирают, что они мне, калеке, могут сделать?» Но на такой шаг власти решиться не могли. Однажды в Ногинской городской газете напечатали статью, где говорилось о матушке. Писали, что в Песьянах здоровая бабища, которой впору в колхозе мешки с зерном таскать, притворяется инвалидом и обирает темный народ.
Через некоторое время к матушке Евфросинье приехал председатель колхоза Исаев и три человека из обкома (как их представил Исаев). Их впустили в избушку. Гости вошли и стали искать «здоровую бабищу». Матушка сидела на своем низеньком стульчике почти на полу. Они опешили. Все слова, которые заготовили по дороге, повылетели из головы.
Тут заворковали голуби. Представители обкома спросили: «Почтовые голуби?» «Да нет, обыкновенные, – отвечает матушка, – зачем мне почтовые?» А в газете было написано, что она держит много почтовых голубей. Председатель подковырнул: «Как зачем? Ты напишешь, а Тоня пошлет». Намекал на то, что она какие-то сведения через голубей отсылает, ведь народу-то к ней разного много ходило, были и большие начальники.
Матушка занервничала и заходила по комнате: «Чай я не Берия. Это Берия хотел Россию продать, а я монахиня. Я должна за власть молиться, и я молюсь». Представители из обкома, когда увидели, как она калека ходит на своих больных ножках, вскочили: «Бабушка, бабушка, вы садитесь». Тут тема сама собой переменилась. Стали о житье-бытье говорить. Долго сидели. Потом пожелали ей здоровья и всего доброго.
Когда они вышли, то председатель колхоза Исаев попросил: «Тоня, ведь они с женами приехали, ты попроси Васильевну, пусть она их примет». Матушка приняла.
После приезда людей из обкома, надо сказать, что матушку уже никто от властей не беспокоил».
(из воспоминаний Антонины Максимовны Растригиной).
Крестная
Для одних людей поездка в Песьяне к матушке Евфросинье была лишь однодневным праздником, когда они, вырвавшись из привычной повседневности и бездуховности, вдруг оказывались в обстановке совершенно иной жизни: молитвы, иконы, святыни, рядом с монахиней – Божьим человеком. Может быть, какое-то время и жил в их душе порыв продолжить этот праздник, но привычная суета и «заботы века сего» (Мф. 13, 22) постепенно заглушали его, как терние заглушает пшеницу. Правда, праздник этот, духовная радость, пережитая в доме матушки, жила в памяти и даже передавалась в рассказах близким.
Но были у матушки и иные посетители. Их сердца оказались доброй почвой не только принявшей духовное семя, но и взрастившей его. Про таких Спаситель сказал: «Посеянное же на доброй земле означает слышащего слово и разумеющего, который и бывает плодоносен, так что иной приносит плод во сто крат, иной в шестьдесят, а иной в тридцать» (Мф. 13, 23).
Случалось, что люди, однажды приехав к матушке с какой-нибудь своей болью или заботой, возвращались в Песьяне уже не за бутылочкой святой воды, не за тем, чтобы утишить какую-нибудь семейную беду. Они приезжали, чтобы еще раз пережить ту духовную радость, что давало общение с матушкой, насытить чувство духовного голода.
«Как к ней зайдешь, так душа радуется. Комнатка маленькая, а дух такой хороший. Легкий. Радостно. Голуби под потолком», – вспоминает В.Ш., одна из близких к матушке, тех, кто называл ее крестной. — Всю неделю, бывало, ждешь, когда опять к крестной можно будет поехать».
Вспоминает другая «крестница»:
«При любой возможности мы старались попасть к крестной. А она словно бы уже знала, с чем к ней едешь. Если дорогой радуешься своей жизни, любуешься собой: вот, мол, я так хорошо прожила это время, все как крестная советовала. И поисповедовалась, и причастилась, и такое-то доброе дело сделала, и такого-то дурного не сделала. В этом случае матушка всегда холодно встречала: «Приехала? Ну, проходи, садись». И никаких разговоров. Никакого привета, ни расспросов о жизни. «Садись» и все. Посидишь и уедешь с чем приехала. Уже потом, в дороге, себя казнишь. А то еще неожиданно могла и поругать, обличить. И опять, отрезвишься от своих сладких мыслей матушкиным приемом и уж больше о себе не мечтаешь какое-то время.
А если едешь к матушке с сокрушением о грехах, казнишь себя дорогой, распинаешь. Думаешь, что ответить крестной на тот или иной вопрос. «Опять я и то не сделала, и то не оставила». Словом, каешься в душе. Тогда она встречала ласково: «Ох и молодец ты, что приехала. Садись к нам». И сама ласково, да с любовью ответит тебе незаметно на все вопросы и разрешит сомнения, что мучили тебя дорогой. И такое от этого духовное удовлетворение, что обратно легко, как на крыльях летишь».
Как о «личности высочайшей духовной жизни, обладавшей даром мудрости и совета», вспоминает о матушке Евфросинье профессор Московской Духовной Академии, доктор Церковной истории К. Е. Скурат, обратившийся к ней в минуту душевных сомнений. В своей книге «Лампада Глинская» он пишет, что её молитва и совет во многом определили его будущее.
Часто матушка помогала своим советом, «вела» по жизни целые семьи.
Рассказывает Ольга Харитошкина:
«Я впервые увидела матушку, когда мне было 6 лет. В 47 году. Моя мама поехала в Песьяне к ней за советом. И с этого самого первого посещения меня стало просто тянуть к матушке. Я ждала с нетерпением когда же мама опять поедет в Песьяне и возьмет нас, детей, к матушке.
Вот я уже пожилая женщина, вдова священника. Я могу сказать, что вся жизнь нашей семьи проходила под руководством матушки. Даже жизнь моих сыновей, которые, можно сказать, не видели матушку, также связана с ней и проходит, мне верится, под ее руководством, настолько силен тот дух, которым напитала она нас.
Конечно, когда-то мы и не замечали, как она духовно растила нас, как напитывала духом церковности, как учила жить в Промысле Божием.
В нашей семье, когда мы познакомились с матушкой, не было священников. А теперь и я была женой священника Прокопия, и моя сестра замужем за священником. И детки мои Константин и Феодор один священник, а другой диакон. И у сестры три сына – священники. Брат у нас священник, и другой – иеромонах. И все это благодаря матушке. Это она учила счастью церковности, вкладывала в нас это сознание. Учила, что это самое главное – жить с Господом, по Его воле. Это действительно счастье жить так. Может, по земному это и тяжело иногда бывает, но нужно покоряться, смириться и жить по Его воле.
Этим духом, сознанием пропиталась вся наша семья. Это наследие матушки, и оно помогает все пережить, все преодолеть, все перенести. И за все благодарить Господа».
Со слов Виктора Павловича Калинина(1914—2000), участника В.О.В., подполковника авиации в отставке.
Виктора Павловича привела в Песьяне беда: его жена, Мария Николаевна, неожиданно заболела странной и совершенно неподдающейся лечению болезнью.
«До болезни мы с женой были неверующие, не то чтобы совсем неверующие, но в церковь не ходили. Или заходили, как туристы, посмотреть. Болезнь заставила прийти в церковь, привела к матушке, столкнула с хорошими людьми. Ведь у матушки было много верующих знакомых. Подружились у неё с Натальей и Дмитрием Кр – ми. К них потом дочери за священников вышли, и сыновья, один – батюшкой, а другой – иеромонахом. Так мы пришли к вере. Мария моя последние годы прожила монахиней. Я какой год в алтаре помогаю. А тогда кто бы мог подумать!»
Таких семей, живших под руководством матушки, было много. Эти люди, несмотря на утрату, смерть матушки, не чувствуют себя сиротами. Они реально ощущают на себе заботу и молитвы матушки Евфросиньи. Удивляет и умиляет, как иногда ее «крестники» обращаются к ней с просьбами и даже жалобами. Словно она живая.
«Матушка, а Михайловна меня все ругает», – жалуется иногда, обратясь к карточке матушки муж ее воспитанницы Шуры, Александры Михайловны, семья которой сложилась по благословению крестной.
«Крестная, ножки-то у меня болят», – шепчет у могилки пожилая «крестница», которая на своей спинке в молодости носила матушку в ее поездках в Киев, Почаев, Лавру, по храмам и монастырям.
«Я вас не оставлю…»
Похоронить себя матушка просила в Заозерье у храма Рождества Христова. Последние годы ее часто возили туда, и она сдружилась с тамошним настоятелем протоиереем Виктором Галаховым. Когда к матушке приезжали из деревень Павлово-Посадского района, она часто говорила: «А тебя я не приму, у вас есть хороший батюшка в Заозерье. Съезди к нему».
Последние годы матушка сильно болела. Лежала даже какое-то время в больнице. Незадолго до смерти она попросила, чтобы ее вывели на улицу. Медленно обошла вокруг дома. Внимательно оглядела усадьбу и знакомые с детства окрестности. Словно попрощалась с земным Отечеством. Крестницам она сказала: «Вы, девчонки, меня не забывайте, приходите ко мне на могилку. И я вас не забуду. Помогу».
Умерла монахиня Евфросинья 16 июля 1968 года. Через два месяца ей исполнилось бы 95 лет. На заупокойную службу в храм Рождества Христова в Заозерье съехалась вся округа. Отпевать матушку приехало несколько священников.
Старожилы заметили, что после того, как матушку похоронили около храма в с. Заозерье, прихожан на службе стало заметно больше. Матушка как бы «привела» сюда своих почитателей. Большинство близких матушке людей, те, кто называл ее крестной, помня особенную духовную дружбу, связывавшую матушку и настоятеля заозерского храма протоиерея Виктора Галахова, просили его принять их под свое духовное руководство. И о.Виктор до самой смерти окормлял матушкиных «крестников».
К могилке матушки потянулись люди. Смерть её как-то не укладывалась в сознании. Приезжали к ней, как к живой, рассказывали на могилке свои беды, просили о помощи. И получали её. Случаи исцеления пересказывались близким, пробуждали надежду и приводили в Заозерье новых просителей. Стали брать землицу с могилки, маслице из неугасимой лампадки, что стоит у каменного креста.
Рассказывает Александр Михайлович Жиров:
«У меня болела нога. Ходил с трудом. Великим Постом всего два раза смог приехать в храм. Думал, что Пасху буду встречать дома. На Страстной седмице, еле-еле отстояв службу, причастился, и подошел к могилке матушки Ефросиньи. Попросил ее помочь мне и взял немного земли. Землю на ночь привязал к больной ноге. Наутро встал здоровым».
Татьяна Ивановна Кленова, работница храма:
«У меня сильно разболелась голова, аж в глазах темно. Думала, что сейчас просто упаду. Я подошла к могилке матушки Ефросиньи и попросила: «Матушка Ефросинья, помоги мне». Приложилась к камушку. Села на лавочку, так как идти никуда не могла. Через несколько минут боль прошла, голова сделалась легкая-легкая».
Можно вспомнить недавний случай.
Одна девушка из Подмосковья по имени Анна имела слабость к вину и часто в таком состоянии садилась за руль. Несколько раз она попадала в аварию. Как-то ей приснилась невысокая женщина с палочкой, вся в черном и сказала: «Я Ефросинья. Приезжай ко мне на могилку, помолись, я тебе помогу. И не садись за руль пьяная. Ты думаешь, это ты машину ведешь? Это я за тебя ее веду». Утром Анна с матерью пошли в церковь и спросили: «У вас есть икона святой Ефросиньи?» Такой иконы в церкви не было. Тогда Анна смутилась: «А вообще-то есть такая святая?» «Есть», – ответили ей, но не смогли подсказать, где можно увидеть икону св. Ефросиньи.
Через день или два Анне опять приснилась та же женщина и строго сказала: «Поезжай ко мне на могилку, поставь свечку и помолись. Ведь у меня здесь все время расписано, я не могу одной тобой заниматься, меня люди ждут».
Нужно заметить, что семья Анны не имеет корней в здешней местности. Они приезжие, хотя живут в Подмосковье давно. Но именно поэтому они не слыхали о матушке Ефросинье. Стоило маме рассказать о необычных снах своей знакомой, как та сразу сказала: «Вам нужно съездить в Заозерье. В храм Рождества Христова».
Правда, женщины не совсем поверили своей приятельнице и попросили друга и соседа В. заехать в Заозерье по дороге на дачу. Сосед выполнил их просьбу и сообщил, что могилка монахини Ефросиньи действительно есть на церковном кладбище.
Через несколько дней семья Анны приехала в Заозерье. Когда Анна подошла к могиле и увидела фотографию матушки, она заплакала и опустилась на колени. Ее спросили, похожа ли матушка Ефросинья на ту женщину, что она видела во сне. «Один в один. Один в один», – прерывающимся от волнения голосом сказала девушка.
Анна зажгла на могиле у матушки множество свечей и долго, стоя на коленях, плакала. Потом она рассказала священнику свою историю, большую часть которой батюшка знал от В.
Девушка и мама стали ходить в церковь у себя в городе. Иногда приезжают в Заозерье на могилку к матушке. Анна заступничеством матушки избавилась от своих греховных привычек.
Вспоминает Елена Сергеевна Волкова, Павлово_Посадский р-н, д. Ковригино.
«После похорон мужа я совершенно изменилась. Похудела, даже высохла вся. Ходила, как тень. Лицо почернело. Сейчас остались фотографии того времени – взглянуть страшно. И задумала я найти какую-нибудь бабушку, чтобы она помогла мне выздороветь. Только скоро я найти такую бабушку не смогла. Зато приснился мне сон. Снится мне старушка, вроде даже знакомая какая-то, словно видела я её прежде, да только вспомнить не могу, кто она. Говорит она мне: «Что же ты делаешь? Вся-то ты больная, голова у тебя совсем уже мёртвая. Думаешь ты о себе или нет?» Я ей отвечаю: «Да я как раз хотела найти какую-нибудь бабушку, чтобы она меня вылечила».
«Ты к бабушкам не ходи, -- говорит старушка, -- Они тебе не помогут. А поезжай ко мне на могилку в Заозерье и помолись там. Я тебе помогу». Тут я проснулась и вспомнила, что в Заозерье похоронена монахиня Евфросинья. Попросила я сына отвезти меня туда.
На могилке я помолилась и вытерла лицо маслом из лампадки, и тут почувствовала сильную боль, словно лицо у меня горит. Но потом всё прошло. Ездили мы с сыном ещё несколько раз. Однажды были мы на могилке, а по дороге назад решили зайти в магазин. Только вдруг я почувствовала себя плохо, разболелась голова, и, через какое-то время, стало тошнить. Рвало чем-то чёрным. Чёрным, как дёготь. И откуда что бралось! Но с этого дня стало мне лучше. Теперь я совсем здорова. Не верится, что такая страшная была.
И ещё случай чудесной помощи. Людмила Васильевна Деркач живёт в Мытищах, но прежде жила в с. Ожерелки, неподалёку от Заозерского храма, где похоронена матушка Евфросинья.
В 2005 году у Людмилы Васильевны две недели очень сильно болел желудок. Во сне она увидела маленькую женщину в чёрном. Та взяла её за руку, сказала : «Пойдём со мной», и отвела больную в какой-то дом. «Мы вошли и повернули направо в комнату, -- рассказывает Людмила Васильевна, -- Что там со мной делали я не знаю, потом старушка, так же за руку, вывела меня: «Иди». Я сделала несколько шагов, навстречу мне шла незнакомая женщина. «Кто это?» -- спросила я её о старушке в чёрном. «Это матушка Евфросинья, -- ответила та. Я проснулась. Желудок не болел.
Несколько дней я не могла забыть сон, ждала возвращения боли. Но боль не возобновлялась. Тогда я рассказала о сне сестре и от неё узнала о матушке Евфросинье. Оказывается, прежде к ней ездил кто-то из наших родственников.
С сестрой мы приехали в Заозерье на могилку, и здесь, на фотографии, я узнала старушку в чёрном, которую видела во сне.
К настоятелю церкви в с. Заозерье обратилась молодая женщина. Она рассказала, что восемь лет страдала бесплодием. Приехала в Заозерье на праздник свят. Тихона Амафунтского, а после службы подошла к могилке матушки. Пальцем крестообразно помазала себе живот маслом из надгробной лампадки, мысленно обратилась к матушке за помощью. Через некоторое время женщина почувствовала, что беременна. Незадолго до родов приехала опять в Заозерский храм и на могилку к матушке, чтобы поблагодарить Господа и рассказать о чуде, случившемся с ней.
Осенью 2000 года жительница Ногинского района рассказала о себе, что несколько лет назад у неё заболели ноги. Через какое-то время она вовсе перестала ходить. Всё, что могла предложить медицина, было испробовано, но существенного облегчения не наступило. Родные отвезли её в Заозерье.. поднесли к могильной ограде.
«К могилке матушки я подползла сама. Легла и долго плакала, просила её помочь, как помогала она другим. Потом меня отвезли домой. А теперь я, видите, сама пришла, на своих ногах», -- закончила она свой рассказ.
В храме Рождества Христова собирают и записывают такие случаи исцелений, умных советов, содействия в добрых делах, выполненных просьб, обращенных к матушке Ефросинье. Духовенство, работники храма и прихожане надеются, что когда-нибудь увидит свет книга о матушке, где будут собраны многие чудесные случаи ее помощи.
Наверное, нет ни одной семьи в ближайших к Песьянам районах Подмосковья и Владимирщины, где кто-либо из близких, родных или хотя бы соседей не слышал о матушке Евфросинье. Помогла она бесчисленному множеству людей. И дело даже не в тех исцелениях, которые являл Господь по ее молитвам. Трудно себе представить, что кто-то, выпив святой воды, полученной из рук матушки Ефросиньи, и счастливый вернувшимся здоровьем, остался таким же, как до встречи с ней. Исцеляясь, человек становился свидетелем чуда. Религиозного чуда. И это подкрепляло его веру. Зачастую, такой человек уже не мог дальше жить прежней жизнью, реальностью становились для него Божья помощь и забота. Он понимал, что он не оставлен, он не один. В сердце рождалось ответное чувство благодарности и надежды на Господа. Вера становилась живой, воплощала себя в церковности и благочестии.
Конечно, отступившая по молитвам матушки болезнь, позже могла возвратиться. К исцеленному от одной немощи могла подкрасться иная хворь. Большинство людей не минует старческая немощь, а в свое время никто из нас не избежит смерти, как не избежал ее и праведный Лазарь, когда-то воскрешенный Спасителем. Но человек, имеющий опыт жизни в Боге не теряется, не унывает от неожиданной скорби, не отчаивается, даже предвидя скорую смерть. Помогая освободиться от боли и горькой заботы, матушка вместе с тем помогала освободиться и от темного плена духовного безразличия, вялой веры, от гнетущего страха одиночества и беспомощности.
Матушке не нужно было многих слов, чтобы убедить человека верить Господу. «Господь поможет. Молись. Все будет у тебя хорошо, Господь милостив», – вот и все слова, что слышали от нее многие посетители. Но они были сказаны человеком, точно знавшим, уверенным, что это действительно так.
Имея духовный опыт надежды на Бога в самых тяжелых обстоятельствах, матушка, как могла, старалась передать его людям. А опыт у нее был. Она стяжала его своей нелегкой жизнью физически обделенного человека, «калечки», ненужного семье ребенка, инокини, лишенной обители, лишнего у близких человека, беспомощной одинокой сироты. Только вера, вера во всеблагой Промысел Божий, в котором нет случайностей и несправедливого, несозидательного горя, вера в неотступную заботу и милость Господа помогла ей без ропота и уныния вынести те скорби, что выпали на ее долю. Этот духовный опыт терпения и надежды на Бога чувствовали в ней все, кто приходил в ее дом. Этому опыту верили. И принимали его.
В деревенскую избушку с бедной обстановкой к немощной старой женщине-калеке шли за помощью. У почти неграмотной, по привычным мирским понятиям, нищенки искали совета, просили подаяния. И, удивительно, казалось, сама обделенная судьбой, — она наделяла других. Она оказывалась богаче всех, потому что ее богатство было истинным, оно было в Боге.
Матушка была невелика ростом, да и тот скрадывался почти вполовину из-за больных ног, но вспоминая ее, люди говорят: «Она была великая!» Ее вспоминают матушкой, крестной, руководительницей, помощницей.
Более тридцати лет приезжают и приходят в Заозерье к благодатной могилке люди. Пожилые помнят, как привозили сюда в храм Рождества Христова на церковную службу матушку, как маленькую, почти невесомую, вносили на руках в церковь. Приезжают сюда «крестники», которым посчастливилось прожить несколько лет под ее руководством. Приезжают и видевшие ее всего один раз. С благодарностью склоняются у могильного камня и те, кто когда-то получил от матушки не воду, не маслице, а лишь горькое лекарство – обличение греха. Немало среди почитателей матушки и людей никогда не видевших ее, слышавших о ней от других.
К ней приходят как к Божьему человеку. Приходят, ища защиты от мирских скорбей, надеясь на исцеление недуга, просят помощи в укреплении веры, благословения на добрые дела. Верят – она Божья. Она все может. Она обещала.
«Приезжайте ко мне, я всегда вас буду слышать. Не забывайте, и я вас не забуду».
